Пандемия - Страница 17

– А если вдруг Нева обмелеет?

– Если бы да кабы… Не должна бы, глубина-то приличная. Если мелеть начнет, будем думать. Откуда они прут только, сволочи… Лезут и лезут.. Уж думали, выкосили всех в городе, а тут они на Петропавловку полезли… Слышал, Комбат собирается отряд на Заячий выслать? Территорию нужно зачистить, и погибших забрать… Если вообще найдут тела, в чем я сомневаюсь. Но выполнить долг нужно – сражались-то действительно как герои, правильно все сказал вчера Комбат…

– Похоронят в море?

Димка покосился на друга .

– Это тебе, брат, не Монте-Кристо. Книжек начитался, что ли? В морг привезут, места там много.

– Все-таки, когда-нибудь вакцину изобретут, как ты думаешь? Медицина же все может!

– Наш-то Данишевич, только и знает, что целыми днями в лаборатории сидеть. Вообще, он одним из первых начал изучать шатунов. И было это именно здесь, в Академии наук. Говорят, именно тогда он и начал заикаться. Так его впечатлили эти мертвяки. Странный он, хотя дело знает. Если что, может лекарство прописать. Только обращаться к нему не спешат, разве только совсем припрет. Тоже небось лекарство в лаборатории делает от чумы. Хавкин местный …

– Медицина… – Димка зло швырнул окурок себе под ноги. – Врачей уже не осталось. Кто тебе вакцину сделает? Многие пытались, и в Гамалеевском институте, и в Пастеровском, да толку-то… Вирус неизвестный, неземного происхождения, глубоко внедряется в геном, так и не смогли они эту проблему решить. Один процент людей выжил, остальные уже в лучшем мире. На Петропавловке две тысячи человек было! Две тысячи! А вчера сколько там человек воевало?! Горстка! Кто от болезней обычных умер, кто погиб во время вылазок в город, но большинство умерли от вируса. Никуда от него не денешься, косит всех. Но вот женщин и детей не любит особенно. Если лет шестнадцать хотя бы стукнуло, считай повезло. Взрослых вирус не так легко берет. А дети…

Димка вздохнул и замолчал. Антон посмотрел на него. Дима был коренным питерцем, всю жизнь прожил в городе и любил его беззаветно даже теперь, хотя Питер мало напоминал прежнего статного величественного красавца. Когда стало совсем туго, многие его знакомые ушли в Ржевский лесопарк. Большинство потом подалось в область, за КАД, осознав, что в лесопарке от шатунов не спрячешься, и затерялось в деревнях. Дима не смог уйти из городской черты. Сначала он забаррикадировал подъездную дверь, отказавшись уходить с острова. Как и Антон, он потерял и мать, и отца. Диме повезло – его подобрал Комбат. Впрочем, сам он говорил, что неизвестно, что хуже- умереть от вируса или продолжать жить в новом, страшном мире. Осознавать, что человечество практически полностью вымерло, понимать, что надежды, по сути, уже нет…

Многие не выдерживали осознания мрачной действительности вокруг и сводили счеты с жизнью. Одного из самоубийц Димка вынул из петли. Он жил этажом ниже Васильева. Совершенно случайно Димка, вынужденный ходить по квартирам в поисках продуктов, наткнулся в прихожей на человека, повисшего в петле, и только что оттолкнувшего табуретку. Он знал мужчину лишь шапочно, здороваясь при случае, и даже не помнил фамилии. Кинувшись на кухню за ножом, Димка срезал веревку и освободил немолодого мужчину из петли. К сожалению, спасти его не удалось. Он ушел в мир иной вслед за женой и двумя детьми, не смог жить один. Таких примеров было огромное количество. А Васильев остался жить и каждый день спрашивал себя, сделал ли он правильный выбор. Впрочем, принять другое решение было никогда не поздно…

Внезапно зашумел мотор катера. Сзади, со стороны печально знаменитого Заячьего Острова пронесся, поднимая высокую волну, раскрашенный флуоресцентными красками, яркий катер. Стоявшие на его борту два человека в растаманских рубахах и тюбетейках, приветственно замахали руками. Димка приветственно махнул в ответ.

– Это еще кто такие? – Антон с недоумением проводил глазами размалеванный катер.

– Растаманы. Живут на Ладоге, на острове Коневец, там у них община. Траву растят и продают в Кронштадт, тамошним дезертирам. Они им траву, а те взамен оружие. Говорят, даже с Новгородом торгуют; оружие всем им нужно.

– На Кронштадте действительно войск не осталось?

– Были, да всплыли. – зло бросил Димка. – Теперь там дезертиры, воры и прочая шушера. Сбилась шайка-лейка, живут как-то. Всё в тартарары летит! Вот Москва, опять же: ушли все из нее. У них же реактор Курчатовский грохнул; западная часть города вообще опустела. Какое-то время люди жили там в восточных районах, потом город совсем опустел. Жить невмоготу стало. Теперь это мертвый город, одни мертвяки и бродят. А что у моря творится, я и сам не знаю. Давно мы с побережьем не связывались. Не знаю, что там…

Помолчали. Катер давно унесся прочь, прорезая разноцветной стрелой пенную Неву, а в воздухе еще улавливался слабый запах керосина.

– Ну а если все-таки придется уйти с Васильевки? Куда ты подашься? – спросил Антон.

Димка хмуро посмотрел на него, доставая на ходу вторую сигарету.

– Типун тебе на язык! Никуда я уходить не собираюсь. Я в Питере до последнего буду. Есть еще на Бахаревке гарнизон. Но это далеко на юге, в лесах. Туда тоже можно податься. А где еще люди есть, теперь уже не знаю… Ну, Кронштадт и Коневец уже не в счет…

Они дошли до поворота направо. Прямо по курсу возвышалась величественная стена, наспех сложенная из пенно- и шлакоблоков, тянувшаяся монолитом на север. Ни ветер, ни дождь, ни снег пока не нанесли ей существенного ущерба. Времени прошло еще слишком мало, не тот срок.

Постояли перед бетонкой, прислушиваясь. За стеной было тихо, с другой стороны не доносилось ни звука. Антон не без внутреннего содрогания разглядывал ограждение, пытаясь представить, от чего люди отгораживались бетонным сооружением высотой в три с половиной метра. Впрочем, кое-что он уже видел…