Перед Софийской улицей прямо посередине проезжей части путь преградила очередная широкая воронка от авиабомбы, наполовину заполненная мутной дождевой водой. Обходили ее, подойдя вплотную к руинам горелых домов. Чуть подальше виднелись еще две воронки поменьше.
– Кого бомбили? Зачем? – бормотал Димка, с укоризной качая головой. – Глупцы…
Дождь стих, осталась лишь слабая морось, когда они наконец вышли на широкую пустынную Софийскую площадь, заваленную мусором. Однако, это было лишь затишьем перед настоящем ливнем – диким, неукротимым, саморазрушительным. Клубящаяся чернота уже обступала горизонт со всех сторон, вытягивая длинные щупальца из-за крыш домов, протягивая их вверх, душа посеревшие небеса немилосердными объятиями. Лишь прямо над головами людей все еще оставалась пепельно-белесая плешь обложных облаков, а матовый антрацит урагана обступал его со всех сторон, оставив зенит напоследок. Потемнело – преждевременно спускались затяжные чернильные сумерки.
Ливанет, и еще как, поежился Левченко. Похоже, буря тянула до того момента, когда все небо не станет охваченным библейской тьмой – медлила, чтобы еще свирепее обрушить гнев на грешную твердь…
По периметру площадь была обнесена колючей проволокой и противотанковыми ежами. Однако, в нескольких местах в проволоке виднелись широкие, двухметровой ширины проходы. Два горелых "Черных орла" преграждали подступы к Институту. У одного башня вообще отсутствовала, второй танк стоял более или менее целехонький, хоть и был столь же закопченный. Гусеницы были перебиты, но длинное дуло, дерзко вздернутое к хмурым небесам, все еще безмолвно грозило кому-то неведомому.
Дима огляделся, закурил, поглядывая на небо.
– Пришли, похоже. Вот и наш институт.
Он махнул рукой в сторону шестнадцатиэтажного здания-параллепипеда из железобетона, стали и темно-зеленого стекла, уткнувшегося в хмурое небо ромбовидным наконечником. Перед зданием стоял бронзовый памятник ученому. Возвышаясь на внушительной высоты постаменте, он сжимал в одной руке пробирку, а в другой – открытую книгу. Впрочем, трехметровый человек не смотрел ни на то, ни другое. Окаменевший взгляд его был устремлен куда-то ввысь, выше крыш домов. Ход времени слабо отражался на памятнике; в былые времена его тщательно чистили и ухаживали за бронзой. Перед памятником когда-то был разбит круглый газон, теперь от него осталось лишь темное блюдце земли, обнесенное поребриком.
Подошли поближе. На постаменте латунными буквами что-то было выбито. Антон с любопытством прочитал вслух.
– "Заболотный Даниил Кириллович (1866-1929 гг.). Выдающийся микробиолог и эпидемиолог. От благодарных потомков…"
– Был такой ученый, – кивнул Дима. – Много чего изучал, в том числе и возбудителя чумы.
– Сначала Хавкину хотели монумент поставить, – встрял маячивший за спинами Щербак. Внешне он уже вполне пришел в себя, порозовел от быстрой ходьбы. – Комиссия уже утвердила архитектурный макет, потом кто-то наверху решительно возразил. Дескать, он же еврей! Что у нас, своих, русских ученых нет, что ли? Вот и поставили Заболотному памятник. Он хоть не семит. В Москве вообще Институт Гамалеи работал. Что с ним сталось, интересно? Хавкину мужиков лечить от холеры не давали. Только потому, что он еврей. Не любите вы их, русские. А ведь Гамалея что-то тоже не очень по-русски звучит, а ? – он глумливо осклабился. – Сыны Израилевы лучше вас. Вы это знаете и потому их не любите.
– Иди к черту, Щербак. Ты же сам русский, между прочим.- осадил его Васильев.
– По отцу украинец. Так что, фифти-фифти…
На потрескавшийся асфальт упали первые крупные капли начинающегося ливня. Первый такт был сыгран, началась увертюра хаоса. Путники ускорили шаг, подходя к цели путешествия.
Над пуленепробиваемыми стеклянными дверьми у входа висела широкая вывеска из белого
мрамора с прожилками с выбитыми на ней все теми же латунными буквами словами "Центр эпидемиологии и вирусологии имени Д.К. Заболотного". Осторожно, ступая как можно тише, отряд вошел через вертушку в просторный вестибюль.
Антон ожидал увидеть картину полного запустения, однако, было похоже, что здесь действительно жили люди, либо в самом здании, либо где-то поблизости: холл был чистый, пол вымыт, никакого мусора. Горело аварийное освещение.
– Комбат был прав. Тут действительно есть люди. Но кто они? Медики? – протянул Щербак, рассматривая пустой вестибюль.
– Скоро узнаем, надеюсь. – откликнулся Димка.
Они подошли к указателям возле рецепции и принялись изучать надписи.
– "Отдел вирусологии", "Отдел биологических исследований"…
Димка ткнул наудачу в указатель.
– Пятый этаж. Пошли, поищем лестницу. Может, кто-нибудь есть наверху.
Здание дрогнуло, когда на землю обрушились водопады воды – начался ад. Внезапно налетел и резко ударил наотмашь ветер, застонали стекла вестибюля, выдерживая двойной прессинг водной и воздушной стихий.
– Смывает грехи наши дождь. – вдруг произнес Щербак. Его голос был отчетливо слышен в пустом холле, несмотря на шум стихии.
А ведь он фанатик, отчетливо и ясно осознал Антон . Сдвинут на мифах и религии. Безумен, как и все…
Щербак возбудился, глаза его алчно горели, как всегда при вылазке на потенциально интересный объект. Инстинкт охотника-добывателя в нем был силен необычайно. Вечно он что-нибудь приносил с собой из разведки. То рюкзак рваных книг, то мешок с картами. И всегда это была какая-то дрянь, сплошной хлам.
Поднялись по лестнице наверх. На пятом этаже по обе стороны от коридора тянулись бесконечные кабинеты с жалюзи. Здесь работали научные сотрудники различных рангов. Впрочем, ничего особенно интересного. Щербак незаметно свернул в один из боковых коридоров, ведущий к архиву. Как всегда, его тянуло к уцелевшим документам.