Наконец, ровно в восемь часов, он услышал тихий, но нараставший с каждой секундой шум дизельного мотора. Несомненно, это был катер, шедший за ними.
Через несколько минут моторная лодка, в которой находились Хмельницкий и Остапенко, уже причаливала у пристани рядом с "Александром Невским". Остапенко, разинув рот и запрокинув голову, с изумлением разглядывал роскошный лайнер, почти не потерявший своего былого лоска. Он видел его далеко не впервые, но каждый раз заново изумлялся величию и красоте речного исполина.
Хмельницкий энергично спрыгнул на причал и подошел к троим ожидавшим на причале людям.
– Здорово, парни! Ну, как сами? Где Щербак? И это что еще за фрукт с вами?
Только после этого его взгляд упал на стоявшие не земле носилки и он осекся. Недоуменно взглянул на Васильева. Тот кратко рассказал о случившемся.
Хмельницкий и подошедший Остапенко, молчали, опустив голову в знак скорби по погибшему товарищу.
– Земля ему пусть будет пухом… Серега, Серега… Как же ты его не сберег, Васильев? Ну теперь, готовься. Комбат с утра злой, как черт… Жди грозы…
Димка ничего не ответил. Он и сам прекрасно все знал.
Антон с Васильевым усадили на скамью Дария, уселись сами, на корме поместили носилки, и катер, вспенивая воду, развернулся и полетел к Васильевской стрелке. Разведка боем закончилась.
Приплыв на Стрелку, и передав тело Щербака на руки Данишевичу, а пленного – на попечение Барина, Васильев с Левченко сразу же прошли к Комбату в радиоузел.
Не глядя на Комбата, можно было понять, что он сильно не в духе. В комнате сгустилось электричество, казалось, воздух искрил. Тучи давно собрались, погромыхивало, и ливень вот-вот грозил обрушиться на головы обоих разведчиков.
Васильев, вытянувшись по стойке смирно, кратко доложил о случившемся. Комбат стоял у окна, разглядывая улицу и заложив руки за спину. Это была его излюбленная поза. Когда Димка дошел до момента гибели Щербака, тот удивленно повернулся, словно не веря в то, что слышал. Брови его гневно и в то же время изумленно собрались домиком на лбу. Только сейчас, повернувшись лицом к вошедшим ребятам, он увидел, что их лишь двое. Вид у Комбата вдруг стал неуловимо комический, хотя это было явное недоразумение. Комбат вообще крайне редко проявлял глубоко похороненное чувство юмора.
– Васильев! Я не ослышался? Щербак погиб?
Дима поник, как сдувшийся шар, уставившись в пол.
– Так точно, Михаил Степанович… Просто мы не ожидали нападения…
– Как это не ожидали, Васильев! – Комбат подскочил от гневного изумления. -Ты же командир отряда! Ты что, на курорт поехал? Как это понять – не ожидали нападения!
– Товарищ полковник! – Антон, на свою беду, решил вступиться за товарища. -Можно я объясню…
Комбат взвился еще сильнее.
– Можно Машку за ляжку, Левченко! Вы где находитесь, я вас спрашиваю? – бушевал Комбат, тряся воздетыми волосатыми кулаками. – Мать вашу! Машину угробили, так еще оказывается, товарища потеряли! Не ожидали они! Да ты смеешься надо мной, Васильев! Хорош командир отряда! Нечего сказать! Лучше б я Хмельницкого послал или Гамова! Больше проку было. И машина… Это ж БРДМ, а не хрен собачий! Как мы теперь без нее, Васильев! Голову б тебе оторвать!
– Михаил Степанович… Я…
– Головка от патефона!
Тут он принялся осыпать незадачливый разведчиков трехэтажным матом в своей излюбленной манере. Антон, чьи уши пылали от досады и стыда, хотел провалиться сквозь землю. Васильеву было еще тяжелее.
Еще добрых десять минут он поливал обоих разведчиков заковыристым матом. Наконец, старшой умолк и тяжело вздохнул. Жадно закурил, отойдя к окну, привычно окутываясь табачным смогом; хоть и бросал много раз, а только все равно продолжал курить. Все, он выдохся. Самое страшное осталось позади.
– Наломал ты дров, Васильев, не ожидал от тебя.. Знал я ,что ты не подарок… Но чтобы так… Ладно, вышли оба. Я хочу побеседовать с вашим пленным. Как его там…
– Назвался Дарием…
– Ага. Приведите сюда. Васильев, ждешь в коридоре. Мы с тобой после побеседуем. Левченко, свободен.
Вышли из радиоузла ссутулившиеся и понурые, как побитые псы, побрели к Барину за пленным.
Отвели его в радиоузел и оставили с Комбатом. Уселись на деревянных стульях в коридоре, принялись ждать. За все это время ни Васильев, ни Левченко, не произнесли ни слова. Они просто ждали решения своей участи.
Дверь в радиоузле была тяжелая, металлическая, со звукоизоляцией. Несколько раз именно здесь проводились допросы сомнительных личностей, попадавших в поле зрения руководства Базы, так что о происходившем в комнате оставалось только догадываться.
Через какое-то время взмыленный потный тяжело дышавший Комбат, засучивший рукава толстовки, выглянул из комнаты.
– Сидите, голуби? Зайдите-ка, оба. Только сперва Титова позовите, пусть заберет этого … в изолятор…
Они вошли. На стуле посередине комнаты сидел Дарий. Похоже, Комбат поговорил с ним на славу. Нет, на лице новых повреждений не было заметно, но судя по тому, как тот сидел, неловко подогнув правую руку, словно ушибив ее, да и вообще, как-то скрючившись, скособочившись, было ясно, что Комбат к нему приложился основательно. Дарий сидел, опустив голову и не поднял ее когда вошли Дима с Антоном. Следом за ними вошел и Титов.
– Так, Титов. Уведи-ка этого в одиночку. Потом вернешься, подождешь у двери. Васильева в карцер потом посадишь. Посидит, ума наберется… А я пока с ними поговорю. – распорядился Комбат.
Титов, легонько подталкивая ковылявшего Дария в спину, ушел. Ничего от былой заносчивости в том уже не было. Лишь подавленность и видимое ощущение переносимых физических страданий.