Пандемия - Страница 56

Приглушенные голоса раздавались с той стороны, откуда Антона притащили в камеру. Он прислушался. Что-то там определенно происходило, однако, как Левченко не прислушивался, слов он не смог разобрать.

Антон робко, прокашлявшись, позвал хриплым голосом.

– Эй! Есть тут кто-нибудь? Кто-нибудь меня слышит?

Тишина в ответ. У него создалось впечатление, что комплекс был куда больше, чем описал изначально Дарий. Практически все сказанное им оказалось ложью; попались в западню, как последние кретины!

Он с досадой врезал ногой по решетке. По ней пробежала легкая дрожь. Он вновь позвал.

– Кто-нибудь! Отзовитесь!

И тут случилось неожиданное.

– Хватит орать, пацан! Зря надрываешься. – услышал он из угла, где лежала куча тряпья, чей-то голос. Оказывается, Антон был не один в камере.

Тряпье зашевелилось, неторопливо исторгая из своего чрева человека. В полумраке можно было разглядеть, что у человека густая растрепанная борода, он лыс, однако, имел жалкие остатки растительности за ушами, истощен, неопределенного возраста, и одет в комбинезон из какого-то грубого материала, навроде мешковины. Приглядевшись получше, Антон понял, что это и есть длинный мешок, в котором вырезали дырки для рук и головы. Человек подпоясывался тонкой веревкой, выдернутой, видимо, из него же. В руках он держал такой мешок же для Антона, грубые сандалии и холщовые штаны с завязками.

– Возьми, одень. Понимаю, это отвратительная одежда…. Если можно ее вообще так назвать, но лучшего здесь нет и не будет.

Антон медлил, ошарашено разглядывая незнакомца и тряпье, который тот протягивал ему.

– Да одевай же, чего ждешь? Я поначалу тоже брезгал. Гордым здесь приходится хуже всего. Не будешь есть то, что дают – умрешь с голоду. Будешь ходить без одежды – начнутся кожные болезни, вши, чесотка, экземы. Мыться здесь негде, да тебе и незачем. Тебе повезло, я могу дать тебе штаны и обувь. У других твоих товарищей этого не будет.

– Вы кто? – пораженный Антон, наконец, совладал с даром речи.

– Дмитрий Иванович Соломенцев. Бывший профессор медицинских наук, когда-то в Кристалле, – он кивнул наверх. – работал в отделе микробиологии. Потом жил в Акрополе. Последний год сижу здесь, в тюрьме.

Антон содрогнулся. Ему было тяжело и невыносимо душно после пары часов пребывания здесь. Он уже почти физически ощущал кожный зуд. Но год… Если, конечно, человек не врет.

– Как называется это место?

– Наверху Акрополь, жилище спартанцев, а здесь – Клоака, тюрьма нижнего уровня. Все, кто здесь находится, смертники. Вопрос лишь в том, когда для каждого узника прозвучит персональный колокол.

Антон стыдливо отвернулся от незнакомца, встав к нему спиной и натягивая мешковину. Она колола голое тело и выглядела кошмарно, однако по крайней мере, тело ткань прикрывала. Затем одел грубые штаны и сандалии.

Узник, разглядывая Антона, саркастически ухмыльнулся.

– Чистенький, обветренный, хоть и не загорелый… Сразу видно с поверхности. Не то что мы, черви земляные… Разрешите узнать ваше имя, молодой человек? – Он изогнулся в светском полупоклоне, выглядевшем в подземной камере более чем нелепо.

– Антон…

– Ну что ж, Антон. Поздравить тебя с прибытием я не могу. Тогда позволь посочувствовать от всей души!

Человек не нравился Антону. Было что-то ненатуральное в его кривляньях и ухмылках, неприятное, неестественное, натужное.

– Значит, вы медик? Почему же вы здесь? Все медики там, наверху…

Соломенцев криво усмехнулся.

– Да, когда-то я в совет старейшин, был уважаемым человеком… Однако, времена меняются. И вот я здесь. Ты же видел спартанцев? Все там выглядят на пятнадцать-двадцать лет моложе своего возраста. Девяностолетние старцы кажутся только что вышедшими на пенсию мужчинами. Идоменею, нашему всему, девяносто два года, великому эфору Автоликону – девяносто восемь. Не похоже, правда? Сбрить им бороды, и кажутся бодрыми стариками, недавно вышедшими на пенсию. В Институте последние два этажа занимались геронтологическими исследованиями по линии Министерства Внутренних Дел. Секретные исследования и разработки, финансируемые непосредственно с самого верха. У всех наверху отличная генетика – хорошее наследственность плюс кое-какие изменения в геноме. И вот результат. А я, увы, не могу похвастаться своими генами. Отец спился, мать была шизофреничкой. Я лысый, и щербатый к тому же… – он оскалил рот, чтобы Антон убедился в истинности своих слов. Человек явно скромничал, у него уже не было уже половины зубов. – В один момент выяснилось, что мне нет места среди элиты и благодаря генетике, и благодаря некоторым расхождениям по основным позициям с правящей элитой. И я оказался здесь. В Древней Спарте больных и хилых младенцев кидали с обрыва, хотя я читал, что это было редким исключением, а не правилом. Хилые становились илотами или периеками и обслуживали спартанцев. Здесь, в Новой Спарте, людей второго сорта с посредственной генетикой зачастую помещают в тюрьму, держат впроголодь, только чтобы они не умерли с голоду. Впрочем, они и не успевают. Гораздо раньше их уводят в лаборатории Акрополя. Наука требует жертв, знаешь ли… Боюсь, с тобой и твоими.. хм.. уважаемыми коллегами… – еще один саркастический полупоклон. – поступят так же…

– Но вы же сидите здесь год! – ужаснулся Антон.

– Верно, молодой человек. – Соломенцев кивнул.- Меня, как бывшего медика, щадят. У ареопага есть извращенное понятие о милосердии… Да… Я работал до пандемии с ними бок о бок, поэтому они никак не решат, что же со мной делать… Убивать жаль, все же бывший сотрудник Кристалла, на опыты пустить бывшего коллегу не позволяет профессиональная этика, с другой стороны, переводить на меня еду и содержать за казенный счет, это, знаешь ли, тоже стоит каких-то денег и вызывает вопрос о целесообразности содержания меня здесь… Да-с, я здесь долгожитель. Никто не задерживается в тюрьме больше двух месяцев. Кроме меня…