– Но какой в этом смысл? Что все это значило?
– Всегда были люди с особо тонкой душевной организацией. Чувствующие и воспринимающие природу бытия куда чувствительнее, чем остальные. Как правило, это были божественные люди, или психически больные. Впрочем, бывали и исключения. Человек, бывший подсадной уткой, после приключившегося с ним, уверовал в Бога, стал изучать Святое Писание, разбираться что к чему. Видимо, Бог призывает людей, которых считает достойными этого, бороться со злом в мире. Если человек морально готов, он просто начинает замечать в один момент то, чего не видел раньше. Так и появляются свет, ветви в его ярком пятне, и наконец, сад. Те, у кого душевная организация стала слишком тонкой, чтобы существовать в привычном мире, пусть даже в виде больного в психиатрической клинике, остается навсегда в саду. Эти люди бродят во тьме, и зажигают лампы, когда чувствуют, что момент настал. И чем сильнее они верят в Бога, тем ярче свет. Вспыхнет такой яркий свет, разгоняющий зло и безумие мира, и глядишь, где-нибудь прекратится война. Убийца опустит руку с ружьем, или выживет тяжело больной ребенок. Все, что угодно. И не надо воспринимать эту притчу буквально.
Наверное, такой свет можно зажечь внутри себя. И идти, светясь изнутри этим светом и верой. Таким был Диоген. Еще один Agnus Dei, божий агнец. Истинно верующим и неравнодушным, а не безумным стариком, ищущим человека в толпе людей. Он пытался воззвать к лучшей стороне человеческого сознания, заставить взглянуть на себя со стороны, задуматься, изменить свою жизнь… Каждый , кто впервые увидит сад, более не может оставаться прежним человеком. С каждым днем он чувствует и ощущает все вокруг гораздо проникновеннее и тоньше, чем раньше. Увидев сад, нельзя более жить по-прежнему. Начинаешь остро чувствовать чужие страдания и боль. Наверное, пациент что-то такое почувствовал в своем соседе, раз позвал его за собой. Думаю, случайный человек не смог бы пройти по этому каналу. Лешка, думаю, тоже что-то ощущал. И пытался обратить наше внимание на нас же самих. Да только мы его не поняли…
– А вы, Алекс… Вы видели этот сад?
Алекс хотел было что-то сказать, но в этот момент хрустнула ветка у него за спиной, в лесной чаще. Алекс мгновенно напрягся, обернулся, всматриваясь в темноту между деревьями. Он сделал стойку охотничьей собаки. Потом медленно расслабился.
– Ложная тревога. Ничего там нет…
Больше к разговору о саде они не возвращались. Антона начало клонить в сон. Внимательно наблюдавший за ним Алекс не давал ему уснуть, продолжая отвлекать его разговором. Они снова начали обсуждать что-то отвлеченное, как вдруг снова в лесу хрустнула ветка. Громко, отчетливо. И еще раз.
Алекс вновь мгновенно отреагировал, подтягивая к себе снайперку.
– Нет, это мне не нравится. Антон, сиди здесь. Я пойду, посмотрю что к чему. Никуда не отходи от костра и не в коем случае не засыпай. Ходи вокруг него кругами, отжимайся, приседай, только не спи. Это очень важно.
Антон кивнул. Алекс прошел ко второй платке. Похоже, там укладывались спать. Один из троицы, которого Митяй назвал Романом, сидел у костра – похоже, они намеревались вести дежурство у огня посменно. И присматривать за проводником.
Охотник откинул полог и что-то сказал. Послышался неразборчивый голос.
Алекс вернулся к костру.
– Как я и ожидал, они послали меня куда подальше, когда я их предупредил о том, что спать здесь нельзя. Роют себе могилу собственными руками… Ладно, я быстро…
Надевая на ходу ПНВ, Алекс бесшумно растворился в темноте.
Глядя, как высокая статная фигура проводника исчезает во мраке между деревьями, Антон ощутил как кольнуло в сердце подозрение. А что, если он и есть Черный Дровосек? Топора правда у него нет, но ведь он сам сказал, что буквально легенды не стоит понимать. Возможно, это он сам и бродит по лесам, кроша в капусту все, что попадается ему под руку в припадках ярости? Пелена безумия вполне может овладевать им лишь в определенные моменты – скажем, в полнолуние, ночью. А когда приступ закончится, выходит снова к лагерю археологов как ни в чем ни бывало, и никто его не может заподозрить?
Антону стало жутко. Несмотря на куртку, он ощутил как его начинает бить дрожь. Ему показалось, что июльская ночь адски холодна… Он вскочил на ноги, не в силах более сидеть. Часовой у второго костра глянул на него сонно, облокотившись на ружье и клюя носом…
Ночной лес жил, дышал. Древесная листва колыхалась и шевелилась под дуновениями ветра. Лес был огромными легкими неведомого гигантского существа, а листья казались его альвеолами. И он, Антон. Микроскопический шарик кислорода, молекула, попавшие в эти легкие, которые его совершенно не замечают… Невозможно было отделаться от такого сравнения.
Он вспомнил сцену из детства. Антон первый раз приехал в деревню , к бабушке. Побегать по утренней холодной росе, рвал дикую малину на опушке леса, купался в речке, ловил головастиков… Обычные радости мальчишки семи лет…
И через несколько дней он заблудился в лесу. Антон слишком увлекся обрыванием кустов малины. Ягоды были крупные, сочные, налившиеся ароматным соком… он рвал с ветки бордовые плоды, и шел дальше, вглубь леса – мальчонку манили видневшиеся вдали кусты малинника. Ветки, усыпанные лакомством, провисали под тяжестью плодов. Удержаться было невозможно. Маленький Антон шел все дальше и дальше, совершенно не думая о том, как найдет дорогу назад. Наконец он наелся, вытер испачканные соком руки о футболку, огляделся, и только в этот момент понял, что не знает, в какой стороне деревня.