– Такие люди должны быть! – Антон упрямился.
Ученый потрепал его по плечу.
– Не стоить тратить время попусту. Лучше делом займись.
– Нам пора, Антон. – Шалый скучающе глянул на часы.
Всю дорогу обратно, лежа в удобном пассажирском ложементе транспортника у иллюминатора, Антон раздумывал над словами Степана. К моменту возвращения на базу, он твердо решил отправиться на поиски. Искать всю жизнь, если потребуется, но найти такого человека, чтобы вылечить тех, кого еще можно из числа инфицированных. Чтобы женщины и дети могли жить на Земле, свободно, а не чахнуть в стерильных боксах на "Циолковском", "Калипсо" и других замкнутых станциях. У него было какое-то необъяснимое чувство, что ему повезет. Теплое, греющие ощущение внутри, вроде интуиции, нашептывающей, что все будет хорошо. Возможно, в этом и было его предназначение. Его истинная миссия. Не путь воина, но путь странника. И Антон решил вступить на него….
Несколько ночей подряд Антон видел один и тот же странный сон в те короткие летние часы, когда удавалось заснуть. Яркий, отчетливый, запоминающийся, повторяющийся раз за разом.
Ему грезилось, что он бредет по лесу ранним утром и точно знает, что где-то впереди его ждет неописуемой, сказочной красоты девушка. Ее образ так отпечатался в его сознании, что он мог бы нарисовать ее , сидящую на берегу лесного заброшенного пруда -длинные вьющиеся черные как смоль волосы, бледное лицо. Она задумчиво зачерпывала пригоршней воду, словно проверяя, не слишком ли она холодна. Потом вставала, сбрасывала короткое желтое летнее платье и медленно входила в воду, по которой стлался легкий туман. Девушка оборачивалась назад, словно бы ждала, когда появится Антон. Ее полновесные тяжелые груди идеальной формы легко колыхались в такт движениям. Изгиб спины, крепкие бедра – все в ней манило и притягивало взгляд. Он шел к ней сквозь густой лес, ломая сучья, цеплявшиеся за одежду, и никак не мог дойти до озера. Ветки царапали лицо, лес становился все гуще и гуще, и как бы он ни старался, в результате дело кончалось одним и тем же. Каждый раз он просыпался с ощущением, что почти нашел загадочную красавицу, ему осталось пройти лишь несколько десятков метров до заповедного места, но лес вставал неодолимой преградой на его пути.
Он просыпался в поту, долго лежал, не в силах избавиться от ощущения того, как страстно и неутолимо желал он во сне эту девушку. В первый раз нахлынувшее на него жгучее желание было столь велико, что он, повернувшись со стоном на бок, вцепился зубами в уголок подушки, что есть сил стиснув ее зубами. Так он поступал еще в раннем детстве, вымещая на подушке досаду и раздражение. Полежав так несколько минут, Левченко немного успокоился, стало легче. Ему было нестерпимо жаль самого себя, всех остальных одиноких, глубоко несчастных мужиков, прячущих глубоко невысказанную душевную муку и боль одиночества…
Однако, желание не уходило. Оно оставалось и после пробуждения. Либидо, так глубоко загнанное им глубоко вовнутрь и не имевшее выхода, вновь вспыхнуло и ожило в его сознании.
Левченко никому не рассказывал о своем повторяющемся сне. Во первых, это был лишь сон, во вторых, просто не испытывал делиться с кем-то столь личными переживаниями.
Удовлетворить сексуальный голод парень все равно не мог. К содомии он испытывал отвращение. Антон держал глаза открытыми и видел, что творится вокруг. Неудовлетворенные, агрессивные мужики вокруг – они либо предавались рукоблудию или содомии и скотоложству, либо просто постоянно напивались и дрались, зачастую смертным боем. Даже здесь, на Бахаревке, вспыхивали подчас жестокие групповые потасовки и офицерам приходилось утихомиривать драки с помощью брандспойтов и мощных струй ледяной воды.
Нет, он предпочитал переживать внутри и никому не говорил. Вообще, о женщинах предпочитали говорить вслух как можно меньше, и он принимал и разделял это общее правило. К чему плакаться, что тебе нужна женщина, если все равно их не осталось?
Через пару дней после первого сна, обнаженная девушка вновь привиделась ему. Но только теперь сон немного изменился – девушка снова обернулась, посмотрела назад, словно ожидая его, а потом произнесла "Антон!". И еще раз.
Жгучее желание обдало горячей волной, затуманило сознание, он застонал. Действуя как сомнамбула, парень открыл глаз и поднялся с постели, не просыпаясь. Мишка посапывал во сне и как всегда, что-то бормотал. Свет полной луны заливал комнату. Антон точно знал, как найти эту девушку. Желание усилилось до непереносимого уровня. Левченко вышел на балкон, ощущая свежий ночной летний ветерок, затем, перелез через перила и спрыгнул вниз, на газон. Он направился к росшему возле гарнизонной стены старому раскидистому дубу, росшему здесь уже лет двести, поэтому его так и не решились спиливать. Антон взобрался на него и, проползя по широченной ветке к стене, соскочил на нее, легко спрыгнув вниз уже с другой стороны. Он не подозревал, что именно так и выбирались наружу другие пропавшие солдаты гарнизона. Иного способа покинуть охраняемую и патрулируемую часть не было. Все они пребывали в лунатическом затмении и не отдавали себе отчета в своих действиях. Сумеречное сознание контролировало их поступки, толкая на погибель.
Он ринулся в чернильно темную чащу и побрел в одному лишь ему ведомом направлении. Уже совсем рассвело, когда Антон добрался до лесной деревушки – десяток покосившихся гниющих домов по обе стороны заросшей травой тропинки. Впереди виднелась деревянная часовня. Влечение толкало его вовнутрь часовни. Внезапно он очнулся. Трудно сказать, каким подсознательным усилием воли Антон сумел сбросить оковы лунатического сна, однако это ему все-таки удалось.