Пандемия - Страница 34

Щербак перевел луч фонаря на блок записей вверху, возле торца шкафа. Действительно, человек писал явно лежа или сидя наверху шкафа, только из такого положения он писать строчки перпендикулярно основному массиву записей. В конце массива записей строчки снова поехали вниз, буквы постепенно укрупнялись, а потом перешли в закругленную прямую – словно линия на кардиографе после остановки сердца.

– Псих чокнутый! – промычал Димка сквозь колбасу, поглядывая на обои.

– Помешательство это непременный атрибут болезни Файнберга. – бормотал Щербак, читая строчки. – Воспаление мозгового вещества неизменно приводит к психическому расстройству.

– Что он пишет? – спросил Левченко.

– Сейчас-сейчас… Занятные записи… Хмм.. – Щербак водил фонарем-. Вот, слушайте!

"11 декабря. Когда я подошел утром к кровати Лизаньки, она все еще спала. Я тронул ее лобик – он был ледяным. Не знаю, как сказать об этом Марине. Боюсь подкосить ее окончательно. Я хотел согреть ее теплом своих рук. Сумасшедший, я знаю, что это бесполезно.. Как согреть того, чье тело уже тронуто смертным холодом?

18 декабря. Я был вынужден сказать Марине, что нашей дочери больше нет. Кажется, она даже не поняла меня. Она сидела в кресле и смотрела куда-то мимо меня; казалось, не слышала меня вообще. Я понял, что теряю ее. Она здесь лишь телесно, разум ее далеко. У нее сильный жар. Я даю ей аспирин большими дозами. Кормлю насильно. Она потеряла интерес ко всему. Исхудала так, что остались только кожа да кости. Сильная слабость, бред. Не знаю, что мне делать. Врачей уже нет. Каждый сам за себя.

27 декабря. Каннибалы на улицах. Некоторые подбирают трупы, увозят их к себе домой. Они еще стыдятся делать это публично, да… Сильный мороз. Я в пальто. Солнечный обогреватель еле работает. Холод адский. Марина в постели. Я укрыл ее всем теплым, что было в доме. Она периодически теряет сознание. Не узнает меня. Иногда в бреду заговаривается, но я ее не понимаю.

31 декабря. Марины больше нет. Я не решаюсь более выходить из квартиры. Я оставил Марину в ванной и прикрыл дверь. Наверное, надо было ее похоронить во дворе, но, боюсь, ее сразу же выкопают… К тому же, не уверен, что у меня хватит сил выкопать могилу в мерзлой земле… Кончился страшный год. Следующий будет еще страшнее. Я не переживу его. Это понятно.

Февраль? Не помню. Я разбил и выбросил с балкона телевизор. Не могу его смотреть. Не в силах переносить то, что он смотрит на меня оттуда. Это страшное существо. Оно забрало Лизоньку, Марину и хочет забрать на ту сторону и меня. Три дня он говорит со мной. Он просит, чтобы я его нарисовал. Я не могу отказать демону. Он сильнее меня. Он читает мои мысли и упивается моим страхом…

– Прошу заметить – это он написал в феврале месяце, хотя известно, что электричество отключили в этом районе еще до Нового Года! Многие выбрасывали на улицу телевизоры и компьютеры. Они сводили их с ума, доводили до безумия. Хотя это было не причиной, а лишь проявлением сумасшествия. Потому-то на улицах стоит столько кроватей и матрасов- ощущение того, что стены давят, надвигаются на людей, было непереносимым. Некоторые спали прямо на улице, несмотря на холодное время года. Укрывались одеялами и спали при минусовой температуре на проезжей части. Засыпали, чтобы больше не проснуться…

Щербак высветил фонарем строчки на противоположной стене, к которой был приставлен раскладной диван.

– А это он писал, сидя на диване. Он вообще с него перестал сходить. Не знаю, чем он питался все это время…

"Уже тепло. Дни длинные. Весна… Дожил до тепла…

Долго не писал. Была жуткая причина. Я давно не могу больше спать по ночам. Мешает этот жуткий звук. Сначала я проснулся ночью в пустой квартире и не понял, что это. Потом я кинул случайно взгляд на паркет и все понял. Из него растут волосы. Они шевелятся. Мерзкие твари. Там образовался газончик, как на голове, если постричься ежиком. Они растут быстро, уже утром я заметил их, хотя могу поклясться, что вечером их не было. Через несколько дней их кончики достигнут края дивана и заберутся на мое ложе. Я не могу достать еду из кладовки. Буду голодать. Чертовы волосы. Они мешают мне думать, мешают писать, они слышат мои мысли, я знаю. Откуда они взялись…

Днем я обдумал предстоящую операцию. Все это может подействовать, если только я буду действовать решительно. Я уверен в себе. Операция продумана до малейших деталей. С дивана я заберусь на письменный стол. Там они меня точно не достанут. Тараканы будут рады моему соседству. Со стола я перепрыгну на подоконник. Он не очень широкий, поэтому надо точно рассчитать свои силы. Если я грохнусь и упаду на волосы, то уже не поднимусь с этого мерзкого ложа. Они шевелятся, ждут, чтобы вцепиться в меня и порвать на клочки. Но сначала они высосут кровь до последней капли. это хоботки, да. Теперь я понял это. Они читают мои мысли. Это отвратительно. Но мне кажется, что под потолком они не смогут меня достать. На подоконнике стоит бутыль с водой для полива цветов. Меня мучит жажда и вода придется как раз кстати. А третий этап самый сложный. С узкого подоконника запрыгнуть на секретер. Он стоит торцом. Ближняя ко мне секция заставлена книгами. Главное – уцепившись за полки, не опрокинуть стенку на себя. Я могу упасть на пол, придавленный шкафом. Меня опрокинет на волосы, и это будет конец. Поэтому придется очень постараться и рассчитать силы. Пока еще я чувствую себя хорошо, поэтому проделать все нужно будет сегодня. Я не знаю, что буду делать на шкафу, если мне удастся запрыгнуть на стенку.